Он, а не Август больше всех и пострадал от Альтранштадтского мира. Ливонский дворянин и непримиримый враг Швеции, всеми силами содействующий разжиганию Северной войны, вызывал особую ненависть Карла. Поэтому в Альтранштадтском договоре и появилась статья 11, которая предусматривала выдачу Августом Карлу всех шведских «изменников», нашедших прибежище в Саксонии. Имя Паткуля стояло в списке первым. То, что произошло потом с Паткулем, вероломство Августа и мстительность Карла ужаснули всю Европу.
Паткуль был человек незаурядный, одаренный и своенравный. В начале войны он служил генералом в армии Августа, был ранен и во время лечения подал прошение об отставке, так как его не устраивало отношение Августа к своим союзникам. Петр, который высоко оценил способности Паткуля, немедленно пригласил неприкаянного лифляндца в Москву и убедил его поступить на российскую службу в чине тайного советника и генерал-лейтенанта. Пять лет Паткуль усердно служил Петру, но его высокомерная манера держаться доставила ему немало недругов. Он поссорился с Матвеевым в Гааге и с Голицыным в Вене. Долгорукий в Варшаве в конце концов отказался даже от переписки с ним и сообщил Федору Головину: «Я чаю, ведом вам Паткуль. Не токмо словесы его, но и всякую буквицу в оных надлежит глядети со тщанием. Ежели он в дурном настроении пишет, то и Господа Бога не пощадит».
По иронии судьбы в последующих событиях, которые привели Паткуля к гибели, сыграли роль не худшие свойства его натуры – главным образом сочувствие к жалкому положению русских войск, посланных Петром на помощь Августу. Летом 1704 года под командованием князя Дмитрия Голицына из Киева выступили одиннадцать русских полков общей численностью 9000 человек и трехтысячный казачий отряд, чтобы соединиться с Августом в Польше. По их прибытии Паткуль, как тайный советник и генерал-лейтенант русской службы, бывший выше Голицына чином, принял у него командование. После скоротечной осенней кампании 1704 года Паткулъ получил предписание Августа отступить в Саксонию. Но в Саксонии никому не было дела до его солдат. Здешние министры знать ничего не хотели о русских войсках, присланных в помощь Августу, и отказывались размещать их на постой и кормить. Солдаты месяцами не получали жалованье, а если и получали, то саксонские торговцы отказывались принимать русские деньги. В прохудившихся, оборванных мундирах босоногие русские солдаты представляли собой столь нелепое зрелище, что собирали толпы зевак.
Похоже было, что зимой им предстоит голодная смерть. Но о солдатах неустанно хлопотал Паткуль. Он обвинил саксонских министров в том, что, отказывая ему в провианте и зимних квартирах, они нарушают волю курфюрста. Он беспрестанно писал Петру, Головину и Меншикову, до какой степени бедственное положение армии позорит российского государя. Ему отвечали, что вернуть войска домой невозможно, поскольку дорога через Польшу блокирована шведами. В конце концов, чтобы хоть как-то поддержать солдат, Паткуль под свою ответственность взял в кредит большую сумму денег. Весной он одел солдат в новые мундиры, и к лету их внешний вид изменился настолько, что они, по признанию саксонских обывателей, стали выглядеть ничуть не хуже немцев. Но денег из России по-прежнему не поступало, а кредит Паткуля подходил к концу.
В качестве крайнего средства Паткуль предложил отдать русских солдат внаем в австрийскую службу – это по крайней мере обеспечило бы их деньгами и провиантом. Головин ответил, что, если другого выхода нет, государь не будет возражать. В декабре 1705 года, заручившись согласием подчиненных ему русских офицеров, Паткуль подписал контракт, по которому русские войска нанимались на службу к австрийскому императору на срок в один год.
Саксонские министры переполошились: они опасались, как бы на них не обрушился гнев обоих государей – и саксонского, и русского, когда те узнают, что русские солдаты потеряны для общего дела из-за нежелания Саксонии прийти им на помощь. В Дрездене Паткуля ненавидели давно. Он никогда не проявлял осторожности в переписке, резко обличая саксонских сановников в неспособности и продажности, что, благодаря разным доброхотам, не было для них тайной. Да и сам Август не слишком ему доверял. «Я хорошо знаю Паткуля, – жаловался он Долгорукому, – и его Царское Величество тоже скоро поймет, что Паткуль бросил службу у своего государя Карла лишь для корысти и своих умыслов».
В итоге продиктованная лишь милосердием передача русских войск Австрии навлекла на Паткуля несправедливое обвинение в измене. Хотя саксонские министры хорошо знали все обстоятельства дела, они вменили Паткулю в вину то, что, выведя тысячи русских солдат из подчинения Августу, он нанес ущерб его интересам. Паткуля было приказано арестовать. А Паткуль, уставший все время находиться между молотом и наковальней в большой политической игре, потерявший всякую надежду на осуществление своих планов относительно Ливонии, задумал жениться на богатой вдове и мирно жить с ней в Швейцарии, где он, кстати, уже и поместье купил.
Но едва Паткуль вернулся от своей невесты, к которой он ездил обручиться, как его схватили, отвезли в замок Зонненштейн и бросили в камеру, где первые пять дней он не имел ни еды, ни постели. Арест Паткуля вызвал возмущение в Европе – иностранный посланник суверенного государя арестован за то, что выполнял свои прямые обязанности! Датский и имперский послы в Дрездене заявили протест и покинули столицу Саксонии, мотивировав свои действия тем, что оставаться там небезопасно. Имперский посол отверг обвинение в измене, заявив, что лично видел данное Паткулю из Москвы разрешение на передачу войск. Князь Голицын, к которому теперь вновь перешло командование русским корпусом, хотя и не любил Паткуля, потребовал его немедленного освобождения, считая этот арест оскорблением своего государя.
Саксонские министры испугались, что зашли слишком далеко, и обо всем доложили Августу в Польшу. Август ответил им, что одобряет их действия, а Петру кратко написал, что саксонский тайный совет был вынужден отдать приказ об аресте Паткуля и что эта мера – в их общих интересах. Составить обвинительный акт было поручено генерал-адъютанту короля Арнштедту. Он взялся за это с большой неохотой и тайно писал Шафирову в Москву: «Я предпринимаю все, что в моих силах, чтобы спасти его. Необходимо, чтобы вы делали то же. Нельзя допустить, чтобы погиб такой прекрасный человек».
Петр был согласен с Августом лишь в том, что Паткулю следовало дождаться более определенного приказа, прежде чем передавать Австрии вверенные ему войска. Царь потребовал, чтобы пленника немедленно отослали в Россию, где будут расследованы все выдвинутые против него обвинения. В конце концов, Паткуль состоял на русской службе и речь шла о российских солдатах. Август отвечал отговорками и проволочками. В феврале 1706 года Петр снова потребовал возвращения Паткуля. Но в это время шведы стояли лагерем под Гродно, и саксонские министры понимали, что царь не в силах вмешаться в ход событий. Паткуль остался в заточении.
Затем последовало стремительное возвращение Карла из-под Гродно, вторжение шведской армии в Саксонию, капитуляция Августа и Альтранштадтский мир. Выдача Швеции Паткуля и других «изменников» была одним из условий мирного договора. Август попал в ловушку. Не освободив Паткуля своевременно, он был вынужден теперь выдать его Карлу. Август изворачивался, как мог. Он послал к Петру генерал-майора Гольца, уверяя царя, что Паткуль ни в коем случае не будет выдан шведскому королю. Петр не верил этим обещаниям и, опасаясь за жизнь Паткуля, обратился за поддержкой к императору, к королям Пруссии и Дании и к Нидерландским Генеральным штатам. Каждого из них он просил убедить короля Швеции снискать себе славу великодушного монарха и отказаться от безбожной и варварской расправы.
Как ни затягивал Август выполнение 11-й статьи договора, Карл был непреклонен, и в ночь на 27 марта 1707 года Паткуль был передан в руки шведов. Три месяца его содержали в каземате Альтранштадтского замка, заковав для пущей надежности в тяжелые цепи. В октябре 1707 года он предстал перед шведским военным трибуналом. Карл настоял на том, чтобы судьи отнеслись к обвиняемому «с особой строгостью». Шведский суд приговорил Паткуля к колесованию, обезглавливанию и последующему четвертованию. Палач – местный крестьянин – нанес пятнадцать ударов кувалдой, переломав ему руки и ноги, а затем грудную клетку. Не в силах выносить мучения, Паткуль громко стонал и кричал от боли, а затем, уже лишившись голоса, хрипло взмолился: «Отруби мне голову!» Неопытному палачу пришлось нанести крестьянским топором четыре удара, прежде чем голова отделилась от туловища.
Тело было четвертовано и выставлено на колесе на всеобщее обозрение, а голова насажена на кол у дороги.
